Мы подлетаем к Таити – настроение, сами понимаете, расслабленно-приподнятое. Сутки, проведенные в Японии, оставили впечатления совершенно неизгладимые и прекрасные, но об этом в следующем репортаже, сейчас есть тема поважнее. Попробуйте вместе с нами прочувствовать все перипетии прошедших суток.
За окошком комфортабельного лайнера встает солнышко.
Мы мило обсуждаем эффект машины времени – мы вылетели из Японии в 16 часов 18 числа, и через 12 часов полета прилетели на острова в 9 утра того же 18 числа – на семь часов раньше, чем вылетели. Вот такой вот темпоральный эффект – Линия Перемены Дат собственной персоной.
И вот долгожданные Острова.
Первый шаг из прохлады лайнера на трап – и первый глоток (именно глоток, а не вдох!) воздуха, пропитанного запахом Океана и Цветов. Обалдеть! Как же мы соскучились по этому букету. Полный восторг! Но. Футболка тут же прилипла к спине, а джинсы, что понятно, к попе – плюс 30 и стопроцентная влажность – через десять секунд пот залил глаза и начал капать с носа – отвыкли мы от такой погоды на московском морозце. В здании аэропорта потасканная таитянка, в сопровождении двух балалаечников, делала вид, что исполняет танец живота. Японцы были в восторге, меня же несколько смутил целлюлит, небрежно прикрытый венками из роскошных тропических цветов. Приветливые таможенники, ненавязчивый вопрос: а где ваши обратные билеты? – Билета нету – Гони монету – Сколько? – Пустячок, 5800 евро.
Мы начинаем понимать, что попали. Тут надо пояснить ситуацию: в Полинезии действует правило, согласно которому всякий въезжающий в страну, плюс к визе должен иметь обратный билет на самолет, или депонировать сумму, эквивалентную его стоимости. Поскольку мы в первый раз вошли в Полинезию на яхте, на нас махнули рукой, мол яхтсмены – люди Божие, и залога не потребовали. На что мы решили, что прокатит и на этот раз – у нас на руках были все бумаги, подтверждающие, что наша яхта стоит на острове. Не прокатило.
Или покупайте билет, или оставляйте депозит, при невыполнении – депортация. Точка.
И что делать прикажите? О таких деньгах мы даже мечтать не можем, никакие увещевания не помогают, приехали. Ладно, что дальше? А дальше, уважаемые, будьте любезны в тюрьму – обратный рейс на Токио через три дня, сидите, думайте…
Полицейские оформили бумаги, звонят в тюрьму, что бы воронок прислали, а им в трубку – тюрьма закрыта. Как закрыта? А очень просто – на ремонт. Тут у полицейских легкое замешательство – неудобно им как-то стало за полинезийскую родину – даже тюрьмы нет. Но делать нечего, надо же нас как-то арестовать – решили посадить в отель, но предупредили, что каждые два часа будет приходить офицер, проверять, не сбежали ли мы. Как дети малые, ей богу. Правда, тогда нам было совсем не до смеха. Погрузили нас со всем пожитакми в полицейский фургон, и повезли в отель.
А на Таити, что понятно, отелей меньше четырех звезд не бывает…
Романтика..
И вид из тюремного окошка радовал, и питание, инклюзив, опять же. Всем желаем, уж если сидеть, то так.
В общем, если бы не было все так грустно, было бы даже смешно. По итогам русская смекалка победила полинезийскую бюрократию. Мы сделали резервацию билетов, спасибо Святославу Детинкину, дай Бог тебе здоровья! Если бы не он, все могло бы закончится очень плачевно, а так все прокатило, и мы, целые и невредимые, только с подергивающимся от нервного тика глазом, после суток проживания в отеле (за счет принимающей стороны, что приятно), были высажены из полицейского фургона на ближайшей автобусной остановке.
Приехали на яхту, что тут нового – опять же в следующем репортаже – но самое удивительное для меня случилось на следующий день. К нам приехал начальник эмиграционной службы аэропорта. Лично. За полторы сотни километров. Типа узнать, как дела. Вот представьте – начальник таможни Шереметьево едет в Сергиев Пассат, узнать, как там Рафшан с Джумшутом. Сюр же полный. Разный у нас, все таки, менталитет…
Теперь нас мучает вопрос — к нам же через две недели летит наша дочка Даша. А Невзоровых знает теперь каждая собака в окрестностях аэропорта Фааа. Нам как, предупредить о ее прилете начальника эмигрейшен месье Филиппа, или так пропустят – мы же свои?